Каналы в невидимую реальность.

Француженка Индира Соловьева, сделав блестящую карьеру в международном праве, неожиданно начала снимать фильмы, притом очень необычные. В них непременно есть глубина, вечные вопросы о жизни и смерти – и волшебство, что роднит их со сказками и древнегреческой мифологией. Центр Помпиду устроил Индире такой просмотр, о котором не мечтал даже сам Ларс фон Триер.

Невидимые связи

Прямо во время завершения «Детской амнезии», моего первого фильма, рожает режиссер по монтажу. У меня тогда все связи были среди нотариусов и юристов, а в кино – никого. И я иду искать нового монтажера – на улицу! На флешмобе заговариваю с девушкой, с одним-единственным человеком из сотни. Почему именно с ней? Не знаю, но мне кажется, если люди встречаются, это не просто так. У всех нас есть друг для друга какая-то информация, и мы ею обмениваемся, даже если иногда и не осознаем это. Монтажеров среди знакомых этой девушки, конечно, не было. Может, она решила, что я чокнутая, но я все равно дала ей свой телефон. И через два дня звонок: на вечеринке она познакомилась с женщиной – и в итоге ее брат заканчивал монтаж моего фильма и делал цвет, притом совершенно гениально!

Мы все связаны одной паутиной, но часто не решаемся потянуть за ниточку, а ведь нужно просто спросить: кто знает, может, у вашего соседа есть то, что вы отчаянно и безнадежно ищете. С тех пор как я поняла это, жизнь стала намного проще.

Я всегда искала невидимые связи – между людьми, событиями, вещами, явлениями. Когда была ребенком, мы бесконечно переезжали. Мои родители были русско-польских кровей, но помешались на йоге и восточной духовности, и я появилась на свет в английском госпитале под Калькуттой. А Индира Ганди по просьбе родителей стала моей крестной. Потом мы жили в Польше и в Англии, позже – в Париже. Я часто меняла школы. Только я где-то приживалась, пускала корни, меня отрывали, пересаживали, связи трещали по швам. Расставание – это как смерть. Уезжая, я каждый раз подолгу стояла у окна, стараясь навсегда запомнить картинку.

Каждая из героинь моего фильма-трилогии путешествует в волшебный мир, невидимую реальность: Вера в «Детской амнезии» – в мир памяти, Надежда в «Человеческом созвездии» – в мир книг и фантазии, Любовь в «Вечном резонансе» – в мир музыки. И хотя я старательно убеждаю себя, что рассказываю выдуманные истории про несуществующих людей, на самом деле все эти сюжеты каким-то образом связаны со мной.

Безусловная любовь

Моя бабушка Александра, необыкновенная, почти блаженная, в конце жизни была хрупкой, худенькой старушкой, и многие прохожие помогали ей – например, зайти в транспорт. А она благодарила этого человека, глядела в самую глубину его глаз и поглаживала. Она вообще была очень тактильная и своими прикосновениями творила чудеса. Однажды на ступеньках автобуса ее поддержала девушка. Бабушка спросила: «Ой, а почему у вас такие грустные глаза?!» – и обняла ее. И девушка тут же разрыдалась – вот так бабушка воздействовала на своих визави. Она очень любила жизнь и любила людей – и к их слабостям относилась с легкостью, без драмы.

Именно благодаря бабушке я узнала, что такое безусловная любовь. У меня мало друзей, которые получили в детстве столько любви, как я. Стыдно признаться, но я уже была преуспевающим юристом, а 90-летняя старушка каждый день приходила, чтобы приготовить мне завтрак и разбудить меня. И даже когда я жила на последнем этаже в старом доме, где лифта нет, а есть крутая винтовая лестница, – даже тогда не было дня, чтобы она не появилась у меня.

Мне иногда кажется, что все во мне – от бабушки. По-моему, знакомиться, встречаться, общаться с людьми – это самое прекрасное, я даже ад и рай представляю себе как встречу. Люди одинаковой вибрации встречаются с себе подобными, в аду – с темной, в раю – со светлой. После премьеры «Детской амнезии» я сказала моей съемочной группе, что уверена – фильм снимался для того, чтобы мы все встретились. На съемках люди знакомились, дружили, мирились, влюблялись, и они до сих пор вместе. Я делаю мои фильмы, чтобы бросить их, как бутылку в море, и, может быть, кто-нибудь выловит ее, откроет и захочет со мной поговорить, и мы встретимся в нашем одиночестве.

Представим себе, что люди – музыкальные инструменты, и каждый играет свою уникальную мелодию. Наши струны бесконечно ищут тех, кто находится на одном диапазоне с нами. Если две струны настроены на ту же частоту и одна вибрирует, вторая откликается. Это и есть резонанс, и резонанс есть любовь. А что, если эту формулу применить ко всему? Тогда можно настроиться на частоту человека, чтобы почувствовать его близко? Может быть, чтобы попасть в невидимый, нематериальный мир, просто нужна правильная настройка? Эти вопросы я задавала в фильме «Вечный резонанс». Героиня, девочка по имени Любовь, хочет увидеться с покойной бабушкой, по которой она очень тоскует. Эта история про то, что ничто никуда не исчезает и любовь близких, которые ушли в мир иной, и их забота о нас навсегда остаются с нами. Любовь – это сила!

Когда не стало моей бабушки, у меня как будто земля ушла из-под ног. Я долго не могла примириться с ее смертью. У нас во Франции принято оставаться с усопшими, чтобы попрощаться, на какое-то время – на час, на день, на сколько потребуется, но я ушла, бросив маму одну, и потом долго истязала себя за это.

И вот однажды – а уже прошло несколько лет после того, как не стало Александры, – мне позвонил друг и попросил срочно приехать помочь. Его мама скончалась, и надо было как-то сообщить об этом его дочке, а он растерялся. Когда девочка узнала о горе, она стала биться в истерике, проситься к бабушке. А бабушка лежала в чем мать родила. Оказывается, многие перед смертью раздеваются – как мы приходим в этот мир голышом, так и уходим, сбросив с себя все лишнее. Дело было вечером, и бюро ритуальных услуг уже не принимало заказы – пришлось бы ждать до утра. А девочка никак не могла успокоиться. И вот я, с моим страхом перед покойниками, натягиваю на это холодное затвердевшее тело одежду и чувствую к человеку, который был в нем, такую нежность, что я тут же смогла себя простить. А потом оказалось, что эта женщина умерла как раз в день смерти моей бабушки! Это Александра, зная, как я мучилась, послала мне это испытание – и в конце концов прощение.

«Детская амнезия»

Премьера «Детской амнезии» проходила на Сен-Жермен-де-Пре, в здании, где Луи Люмьер впервые в истории кинематографа крутил фильм. Но ни экрана, ни проектора там не было. А у меня – двести человек приглашенных! В конце концов нашла экран, но его надо как-то перевезти. Понятия не имею, почему, но я набираю Мари-Клод, соседку по даче. Она учительница музыки, старушка – и почему я обратилась к ней?! Мне как-то сказали: фильм знает, куда идет, только иди за ним – и я шла, и было легко. Мари-Клод сказала, что этот вопрос не к ней, а через полчаса перезванивает – транспорт будет. Ее друг, занимавшийся перевозкой и установкой декораций, согласился помочь с экраном. Наш экран – это нечто: в дверь не помещался, и приходится тянуть его на веревках и просовывать через окно. На следующий день я спрашиваю месье, как могу его отблагодарить, ведь он меня спас. А он отвечает: «Это я должен благодарить вас. Мы поссорились с Мари-Клод и не разговаривали много лет, а ведь она – крестная моего сына».

«Детская амнезия» насыщена философскими темами – она о смерти и бессмертии, детстве, вечной молодости, вере и неверии. Недавно один мой друг сказал, что эта история – о прощении и примирении. Решив уйти из жизни, героиня Вера делает «работу над ошибками» – отправляется в прошлое, воспроизводит тот день, когда отец сообщил ей, что женится во второй раз, и, испытывая боль, все-таки от души желает ему счастья. И происходит чудо: рана, которая не заживала всю жизнь, исчезла, и из детства остались только радостные воспоминания о времени, проведенном с отцом.

Думаю, связи, которые я бесконечно ищу, – это способ хоть как-то восполнить потери, сопровождавшие меня с детства. У меня никого не осталось – нет ни брата, ни мамы с папой, ни бабушки. Когда умер брат, мне было четыре года. На кладбище меня не взяли, а дома все было очень странно. Наверное, со мной оставили няню, может, она была в соседней комнате, но я точно помню ощущение, что я совсем одна. Зеркала завешены черным, часы остановлены, ставни закрыты, как и пианино – а ведь моя мама всегда держала его открытым. Из любопытства я отодвинула ткань, посмотрелась в зеркало – и перепугалась, решив, что провинилась, поскольку это запрещено. Я не всегда знаю, откуда в моих фильмах берется тот или иной образ, но думаю, что память об этом дне до сих пор отражается в них.

Я придумала «Амнезию», когда возвращалась с фотовыставки режиссера Криса Маркера – она называлась «Глядя назад» и, конечно, была посвящена прошлому, памяти. И я сразу же на одном дыхании написала рассказ. Друзья уговаривали показать его режиссеру – но где его найти? Маркер – самая загадочная фигура французского кинематографа, недосягаемый, непубличный. Когда журналисты просили его фото, он посылал портрет своего кота Гийома Египетского. Как раз от имени этого кота, его игрового персонажа, именно в тот момент, когда я решила его найти, он дает интервью в игре «Секонд лайф». В этой параллельной реальности есть все, что существует у нас: города, театры с профессиональными актерами, церкви, где собираются для молитвы с настоящим священником. У Криса Маркера был там необыкновенный музей, и я иду туда, создав свой персонаж. Поднимаюсь по лестнице над водой и с непривычки все время падаю, падаю, но все же c горем пополам как-то добираюсь. И отправляю ему рассказ. Он отвечает, что моя история продолжила его историю – замкнула круг, начертанный в его культовом фильме «Взлетная полоса».

После отклика Маркера у меня выросли крылья. Я решила ответить ему фильмом – я снимала ради него и для него и из-за него стала режиссером. И он полностью признал меня как кинематографиста и даже выставил мой фильм на свой сайт. «Детская амнезия» шла по французскому телевидению, а в Центре Помпиду его показывали вместе со «Взлетной полосой» и одновременно в виртуальных кинотеатрах «Секонд лайф». Зрители во всем мире смотрели оба фильма. Говорят, Ларс фон Триер пытался сделать что-то подобное, но у него не получилось. А еще мы создали виртуальное кафе «Взлетная полоса» (полный аналог настоящего в Токио), куда мы и направились после просмотра, чтобы за бутылочкой саке посидеть с киноманами во всем мире.

«Человеческое созвездие»

Надежда, героиня моей истории «Человеческое созвездие», чувствует, что душевно близка с одним писателем, и, чтобы познакомиться с ним, решает написать книгу. Она слепнет и очень торопится, но не успевает – писатель покидает этот мир, возвращаясь к звездам. И хотя эту вещь я сочинила задолго до знакомства с Маркером, у нас с ним так и получилось – в этой реальности мы не пересеклись. У меня так часто бывает – то, что происходит с моими героями, потом случается и в жизни. Может быть, автор, создавая произведение, участвует в моделировании действительности. А может, во мне говорит дар предвидения, какая-то чувствительность, которая развивается еще больше, когда я занимаюсь творчеством.

Родители Надежды владели книжным магазином, сама она – библиотекарь. Она слепнет – и живет в мире литературных произведений и фантазий. Для съемок я выбрала прекрасную библиотеку во Дворце правосудия, вот тогда-то ребята из съемочной группы и спросили меня, почему я стала юристом. Когда я была маленькой, мы с родителями исходили весь Париж, Лувр я знала наизусть, и, конечно, мы бывали в королевской часовне Сент-Шапель рядом с Дворцом правосудия. С тех пор я, как в кадре, видела себя, торжественно проходящей в мантии по залу Потерянных шагов во дворце. Услышать там свои шаги стало моей мечтой, и она исполнилась, когда я, окончив университет, давала присягу.

Когда я была беременна дочкой, я, пытаясь объяснить ей, что такое смерть, писала детскую книжку. Однажды ночью мне приснился сон, что компьютер заражен вирусом и буквы на экране падают, будто капают слезы. А утром я узнала, что не стало бабушки, и в этот же день я эту книжку закончила. Она – про мир, в котором мы живем до рождения, попадаем после смерти и куда мы ходим каждую ночь во сне, не осознавая этого. Герой – мальчик, он постоянно засыпает-просыпается и, погруженный в свои удивительные сны, под предлогом болезни прячется в своей комнате. Мне нужна была связка между фантазийным и реальным миром, и я использовала для этого Виктора Гюго, стихотворение которого мальчик разучивает. После смерти дочери Гюго увлекся спиритизмом и утверждал, что стихи, которые он пишет – не его, что они ему надиктовываются.

Работая с этим материалом, я наткнулась на книгу «Апокастасис» Домьена Сореля. Он тоже писал про Гюго и спиритизм, а еще о том, возможно ли всеобщее спасение, попадем ли мы все в рай, – и эта книга потрясла меня. Автор объяснял математически, ясно и логично, откуда берется зло. А я столько лет ломала голову: ведь если бог – любовь и добро, то как он мог допустить саму мысль о существовании зла?! Мне так хотелось увидеться с Сорелем, но я не решилась с ним связаться. И все-таки судьба свела нас.

Волшебный мир все-таки существует

На берегу Ла-Манша есть обрыв – высокая скала, и по ней 99 ступенек ведут наверх – в лес и в поселок Буа-де-Сиз. Однажды я попадаю туда – и сразу понимаю: если мне посчастливится там жить, то я буду как в раю. Стояла осень, лес был окрашен во все цвета, и рабочие, убиравшие листья, сказали, что здесь как раз кое-что собираются продавать. Они приводят меня к дому, он почти разваливается, балкон падает, но я так хочу этот дом, что теряю дар речи. Хозяином оказывается месье Сорель – отец того человека, о встрече с которым я так мечтала, и даже «Апокастасис» писался именно в этом доме. Я очень подружилась с родителями Домьена Сореля. Его мама всю жизнь проработала в книжном магазине, и она теряет зрение – а ведь повесть про слепнущую Надежду я написала до нашего знакомства.

Дом этот уже давно мой, и с тех пор, как я живу в нем, у меня открылись каналы в невидимую реальность. Делая фильмы, я задаю вопросы, которые меня мучают, – таким образом я общаюсь с невидимым миром и иногда получаю от него ответы. Я всегда завидовала тем, кто верит – мне казалось, что им легче. А я адвокат, мне нужны веские доказательства, я люблю логику и научный подход, но я надеюсь, что волшебный мир все-таки существует. Во всяком случае, в моей жизни было столько чудесного!

Как-то я зашла в часовню в Буа-де-Сиз, и сидящий передо мной господин оказался Домьеном Сорелем. Он уже много слышал обо мне от родителей, и мы разговорились. Он сказал, что суть его книги заключена именно в тех строках, которые меня поразили – как бог мог допустить существование зла и откуда оно берется, но никто, кроме меня, не обратил на них внимание. А потом он делает мне посвящение: «Эта книга писалась специально для Индиры, с которой я сегодня познакомился». Вот оно, человеческое созвездие единство близких по духу людей! Мать моей героини Надежды как-то объяснила дочери, что между некоторыми звездами можно провести воображаемую линию, связав их в созвездие. И Надежда подумала, что так же бывает и с людьми – в конце концов, они ведь созданы из звездной пыли. В последних строках рассказа героиня, уже ослепшая, любуется закатом – и это действительно возможно, потому что мозг не различает реальное и воображаемое. Нужно просто подключить внутреннее зрение, уметь распознать невидимое, и тогда нам, как и Надежде, откроется прекрасный мир, наполненный смыслом.

Алина Тукалло

(c) журнал “Лилит” (Рига)

Оставить ответ

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *